Впереди дорогу преграждала странная хаотическая конструкция. Дом слева после бомбардировки обвалился, закрыв половину дороги, а справа её перегородил перевёрнутый, очевидно взрывом, рейсовый автобус. Пройти вперёд можно было, лишь протиснувшись между автобусом и стеной неповреждённого дома справа. Тоню тревожило, что видимый зазор слишком узок, вдруг дальше он чем-то ещё закрыт? Но пока она о своих сомнениях вслух не говорила. Они почти подошли к автобусу, когда она по привычке обернулась проверить, что у них за спиной, и закричала.
Ярославская ветка железной дороги, как, впрочем, и все остальные, поначалу идёт через город, и в районе станции «Лось» под насыпью для пешеходов был сделан переход. Когда началась эпидемия, именно в этот переход заехал автомобиль — водитель пытался спастись и поскорее попасть на шоссе. Но он был уже заражён и спастись не смог. Машина же его намертво закупорила проход.
Последние два дня именно в этом месте начали собираться заражённые. Они шли на звук взрывов, шли и утыкались в этот несчастный автомобиль. С каждым часом их становилось всё больше и больше, пока количество толкающихся не достигло критической массы и не вытолкнуло машину как пробку из бутылки. Поток заражённых хлынул на улицу.
Тоня первой услышала звук приближающейся толпы и затолкнула ближайшего к ней мальчика в проём между стеной и автобусом.
— Беги!
За ним сразу же юркнул второй мальчик, который постарше — Тоня не успела запомнить их имена, а за ним побежала собака. Тоня собиралась следующим отправить Лавра, но неожиданно оказалось, что он уже держит её за плечи.
— Сейчас на счету каждая секунда. Бегите. Я не смогу их остановить, но я смогу подарить вам несколько лишних секунд или, быть может, даже минут.
Тоня не знала, что сказать, она хотела возразить, но Лавр уже затолкнул её в щель между домом и автобусом, и она поползла. Последнее, что Тоня услышала, прежде чем она выбралась на улицу, были прощальные слова Лавра.
— Вы были не правы. Не только Тоня позаботится о Тоне. Будьте счастливы!
Лавр передёрнул затвор автомата. Его план был даже не в том, чтобы убить как можно больше заражённых — много он одним рожком точно не убьёт, а вероятность того, что у него будет возможность перезарядиться — нулевая. Нет. Он надеялся, что его мёртвое тело заткнёт щель в стене, и заражённые не смогут через неё протиснуться. И Тоня спасётся. И мальчики. И собака их эта славная.
Ему очень не хотелось умирать. Это, наверное, была последняя его осознанная мысль. Потом Лавр начал стрелять и стрелял, пока волна заражённых не докатилась до него. А потом Лавра обняла темнота, и темнота эта принесла ему покой.
***
Если бы Андрея спросили «кто ты?», он бы ответил «реконструктор». Андрей был молод, но именно реконструкторство в его двадцать с хвостиком лет занимало его больше всего. Это было делом его жизни. Вместе с друзьями и единомышленниками он вот уже пять лет активно реконструировал битвы войны 1812 года. У него была форма, оружие. Он в деталях знал все передвижения армий, а иногда даже отдельных солдат, изучив массу дневников армии Наполеона — благодаря своему увлечению он прекрасно выучил французский, к огромной радости своей матери, которая перестала над его «забавой» издеваться и увидела в ней высший смысл.
В день начала эпидемии он заболел. Мама уехала к сестре в Саратов, и он сидел один в пустой квартире и грустил. Его одногруппница из Бауманки Зоя, узнав из общего чата потока, что Андрей болеет, предложила привезти ему суп — он с радостью согласился. Ему нравилась и идея горячего супа, и идея Зои — ужасно симпатичной девушки — у него дома. Да, температура и общее недомогание не позволят ему перейти к каким-то активным действиям, но хотя бы свою симпатию он точно сможет обозначить. К сожалению, кроме куриного бульона с травами Зоя привезла Андрею и вирус Михайлина.
У Зои был диабет, и вирус убил её очень быстро и окончательно. А вот Андрей был здоровым и теперь, спустя почти неделю, ходил по квартире, одержимый чудовищным голодом. Он натыкался на стены, на предметы мебели. Падал, вставал и снова шёл искать, что съесть, но съесть было некого. В последнюю бомбардировку ударная волна выбила дверь между кухней и балконом, бетонная плита, служившая бортиком этого балкона, обрушилась, Андрей вышел на свежий воздух. Голод гнал его, и он шагнул вперёд.
Сделай Расул ещё один шаг, и всё — конец, заражённый упал бы прямо на него. Его бы даже не надо было есть или рвать когтями, он бы умер просто от силы удара. Но чудо — или провидение, или Бог? — спасло его. Он стоял и в шоке смотрел, как упавший с огромной высоты мужчина поднимается с асфальта. Расул видел, как изломало его падение, видел торчащие кости открытых переломов, выбитые зубы, лежащие на асфальте, страшно сломанный, как будто вбитый внутрь, нос. Расул стоял и не мог пошевелиться. Вот и смерть моя. Какая страшная…
Из оцепенения его вывел выстрел. Он обернулся — всё ещё в шоке, оглушённый, дезориентированный. Ася держала пистолет, как учил отец. Двумя руками. Спокойно. Стрелять на выдохе. Единственное, на что у него всегда находилось время — это тир. И много лет назад маленькая Ася поняла, что если ей хочется хоть какого-то общения с папой, то надо ходить с ним стрелять. И она ходила. Каждую субботу к 11:00. В 16 лет она выиграла районные соревнования по стрельбе. Когда же раскрылись папины другие семьи, она навсегда забыла про тир. Было и прошло. Не жалко, не пригодится!
А вот на тебе — пригодилось.
Они не стали обсуждать, просто пошли — времени было в обрез, кто знает, на сколько открывают коридор безопасности. Уже вышли на шоссе. Молча, стараясь по привычке не шуметь, хотя сейчас это было уже не важно. Перед ними открывалась выжженная бомбами пустыня. Вдалеке они видели группу выживших, которые сидели с ними в подвале — они уже прошли довольно значительное расстояние.
Ася обернулась на шум. С боковой улицы в их сторону бежала странная группа — два мальчика, девушка и собака. Они бежали так, как будто от чего-то спасались.
— Бегите, бегите, бегите и не останавливайтесь!
Ася не поняла, кто из них это прокричал, но поняла почему: улицу перегораживал перевёрнутый автобус, который страшно дрожал. Как будто какая-то неведомая огромная сила пыталась его подвинуть. Удар. Ещё удар и ещё — и вот волна заражённых снесла автобус. Их были тысячи, и они все бежали в сторону Аси.
***
Бежать по разбомбленному и выжженному полю было неудобно, но они бежали. Всё здесь было в ямах, рытвинах. То тут, то там путь им преграждали кучи бетона, когда-то бывшие постройками. Сева бежал рядом с Костей, он видел, что брат двигается из последних сил, но надо было всё равно бежать. Лев бежал рядом со своими новыми друзьями и прилагал все усилия, чтобы не убежать вперёд — уж слишком страшная опасность гналась за ними по пятам.
Они убегали от смерти, но смерть догоняла их.
А потом открылись ворота. Лавр был прав — в стенах всегда должны быть ворота. И из этих ворот навстречу группе выехали БТРы. Те выжившие, что ушли из подвала раньше Аси с Расулом, посторонились, пропуская технику, а потом исчезли за воротами.
Четыре БТРа ехали прямо на них и стреляли, но они стреляли по заражённым. За бронемашинами бежали люди в шлемах, форме и с автоматами. Они бежали парами. Периодически один солдат из пары останавливался, вставал на одно колено и давал несколько очередей по заражённым — второй в это время стоял за его спиной и тоже стрелял.
Из-за стены поднялись вертолёты — один, другой. Они очень быстро долетели до того места, где были мальчики, Тоня, Ася, Расул и Лев. Последний испугался, но страх смерти за спиной был сильнее, и он продолжил бежать вперёд. С вертолётов по заражённым заработали тяжёлые пулемёты, полетели ракеты.
Костя и Сева бежали. Они бежали по полю страшного боя. За их спинами звучали бесконечные выстрелы, звуки взрывов, вой заражённых, страшный топот чудовищной орды… Они пробежали первую пару солдат — один из них повернулся к ним:
